Антикритика

Статья Н. Каминской «Счастливые соотечественники» опубликована в Петербургском театральном журнале, 2015, № 3. Все цитаты – по http://www.besttheatre.ru/author_10.html

Представьте, читаете вы какой-нибудь текст, не о театре вовсе, и натыкаетесь вдруг на такую фразу: «Период любовного томления у благородного испанца несколько затянулся». Невнимательный читатель запросто эту фразу проскочит, а внимательный насторожится: откуда у хлопца испанская грусть, а у испанца (благородного) – любовное томление? Самый дотошный, глядишь, в поисках смысла начнёт перебирать синонимы, а самый сообразительный вдруг поймёт: ба, да это же гон дона! понятно, что напрямую тут не напишешь, неправильно поймут, гады! Но кто не дотумкает, так и будет мучиться, так и умрёт, не познав истины.

Я – дотошный, а соображаю туго. С другой стороны, помирать необразованным не хочется, так что обращаюсь со слёзной просьбой: поможите, чем можете! не местные мы! Объясните, кто понимает…

«Если бы Кирилл Серебренников не поставил в свое время спектакли «Лес», «Господа Головлевы», «Киже» и «Мёртвые души», нынешнее его хождение в Некрасова показалось бы ещё более эксцентричным поступком. «Ещё более», потому что осуществление сценической версии поэмы, которой десятилетиями терзают детей в школе, при всех случаях является поступком неординарным. Однако путь Серебренникова, пролегавший через Островского, Салтыкова-Щедрина, Тынянова, Гоголя и приведший сегодня к Некрасову, выглядит весьма последовательным». 

Упомянутые «Мёртвые души» – поэма, факт; постановку второй поэмы («Кому на Руси жить хорошо»), вполне вероятно, можно назвать поступком эксцентричным, но что тут неординарного? Сколько раз нужно что-то сделать, чтобы поступок перестал выглядеть неординарным? Эх, не даёт ответа… А вот во МХАТе имени Горького идёт, если не ошибаюсь, спектакль по «Василию Тёркину», и ведь поэмой Твардовского тоже «десятилетиями терзают детей в школе» – следовательно, на неординарные поступки способны как К. Серебренников, так и Т. Доронина. Тогда почему ей не обломилось ни единого придыхания? Загадка. Что касается последовательности Островский – Щедрин – Тынянов – Гоголь – Некрасов… очень она нелинейная, неплохо бы алгоритм сформулировать, что ли… хотя без алгоритма, конечно, лучше, ибо интригует. 

«Режиссёра с каждым новым спектаклем занимает всё сильнее сам код русской классической литературы. Здесь и глубинная суть отечественного менталитета, и исторические траектории, сложившиеся именно так, как сложились, и странный ген уничижения-сострадания-жестокости, и не постижимые иностранцу взаимоотношения с законом, и совершенно особые – с Богом и Дьяволом, словом, именно те главные категории, в которых живёт и дышит русская классика. Из спектакля в спектакль Кирилл Серебренников обязательно ведет старую историю в злободневность, но раз от разу прямых геометрических линий в этом занятии становится всё меньше, а сложных театральных траекторий – всё больше. Прямая публицистика всё сильнее сплавляется с философией и поэзией. Так не логично ли, что однажды понадобились стихи, как они есть?»

Итак, «код русской классической литературы» складывается из «глубинной сути», «исторических траекторий», «странного гена» и непростых «взаимоотношений с законом»; во всяком случае, это – «главные категории», не хухры-мухры. Надо же, какой интересный код! генетика отдыхает… И ещё пара вопросов, извините: «исторические траектории» как-нибудь соприкасаются с «театральными траекториями», а если они существуют в одном пространстве – не многовато ли там траекторий? Не столкнутся ли летающие объекты? Кроме того, неясно, с чего бы это «однажды понадобились стихи», если и без них «прямая публицистика» вполне успешно («всё сильнее») сплавлялась с поэзией? лучше поздно, чем никогда? или речь опять-таки идёт о чрезвычайно нелинейной последовательности?

«Спектакль состоит из трёх частей, каждая из которых могла бы быть, хотя и с натяжкой, отнесена к определённому типу театра. По крайней мере, вторая часть, «Пьяная ночь», наверное, драмбалет, сопровождаемый камерным ансамблевым пением. Первая, «Спор», содержит элементы шоу, насыщена политической сатирой, здесь находится место и импровизации, и проверенным европейским приемам с видеокамерой, и простодушным, лубочным радостям. Третья же, «Пир на весь мир», начавшись с интерактива, вскоре выливается в мощный психологический театр. Грандиозное сценическое сочинение, поэма в самом что ни на есть театральном смысле этого слова, вмещает в себя и джаз, и советскую эстраду, и академический хор, и скетч, и подиум, и настоящий монолог «по школе», и безмолвный телесный «язык». Все эти многообразные пласты культур и субкультур, все эти слои: от фольклора и классики до попсы и коммерческого дизайна, сплавляясь с нарочито «народным» некрасовским стихом, сообщают последнему необыкновенно яркий фон и широкий смысловой объём». 

Ладно, допустим, вторая часть относится к типу театра, называемому специалистами «наверное, драмбалет», а третья часть (по типу), естественно, «мощный психологический театр», но куда отнести часть первую? Учёные театроведы, будьте любезны, просветите, что за тип театра такой: «элементы шоу», насыщенные политической сатирой, с импровизацией и простодушными радостями вкупе с проверенной европейской видеокамерой? Нельзя ли этот тип театра обозначить как-нибудь покороче (по аналогии с гоном дона, хотя бы)? И ещё – можно ли одновременно и сплавляться, и создавать фон? наверное, можно, если отблески пламени из плавильной печи достигают фоновой поверхности (был же, в конце концов, спектакль «Сталевары»… нет, ставил его не К. Серебренников, но последовательности, как мы знаем, бывают всякие… особенно в «широком смысловом объёме»).

«Как положено, мужички отвечают. Компания презабавная, семь человек, как семь цветов радуги, являют разнообразные оттенки современного простонародья: работяги, торговцы мелкие, шоферюги, может, даже бедные, как церковные крысы, интеллигенты сельские…» 

Я, правда, не понял, кого именно сравнивают с церковными крысами, «шоферюг» или «интеллигентов сельских», но стоит ли мелочиться! главное, наша родовитая аристократия проявила неподдельный интерес к простонародью, в лучших традициях революционных демократов некрасовского времени! как тут не прослезиться! 

«Актёры Серебренникова, бывшие питомцы его «Седьмой студии», и прежде имели вкус к наблюдению за простым человеком и точному воспроизведению его интонаций и повадок… Впрочем, всем своим артистам Кирилл Серебренников прививал эту точную органику человека из низов. Однако в случае с Некрасовым понадобилось нечто большее. Одной повадки явно не хватало, тут надо было, чтобы стилизованный «под народный» некрасовский стих задышал той самой правдой, которая была в нем изначально заложена и которая оказалась способной зазвучать сегодня с той же силой». 

Порадовало ещё одно ласковое упоминание о простонародье (простых человеках), зато дыхание, признаться, немного спёрло: не успел я забыть «категории, в которых живёт и дышит русская классика», как мне объяснили, что до Серебренникова «некрасовский стих» (классика?) дышал не правдой, а чем-то другим (так бы и продолжалось, если бы не искусственная вентиляция лёгких в реанимационном отделении «Гоголь-Центра»?) Хотя не совсем понятно, как можно дышать тем, что было «изначально заложено» внутри – или имелся в виду баллон с правдой, размещённый внутри поэтического скафандра? тогда понятно: прошло много лет, запас в баллоне иссяк, пришлось подкачать извне (космическая медицина?)

«По совести сказать, с каждой новой строфой, с каждой следующей задушевной песней и говорящей мизансценой (то обнимутся, а то и ногами забьют) становится все горше и страшнее. Написанная Некрасовым вскоре после отмены крепостного права поэма, буквально кричащая о не выкорчеванных корнях русского рабства, опрокидывается в последующую семидесятилетнюю утопию». 

Надо же, мизансцены прорвало, и они, наконец, заговорили (раньше, надо полагать, повода не было?) Но поэму жалко: то ли никаких корней у неё не было, то ли её от этих корней оторвало, то ли сами корни из земли вырвало – а то бы она ни за что не опрокинулась…

«Антон Адасинский ставит странный танец, в котором на пустой сцене оголенные по пояс люди совершают, собственно, все те действия, которые и составляют их бренную жизнь. Женские голоса выводят сложный, протяжный, чудь диковатый и вместе с тем академически стройный полу-хорал-полу-плач… А мужчины на сцене тем временем вырастают в полный рост и падают ниц, опираются на ближнего и тут же толкают его…». 

Вот дёрнул меня чёрт когда-то поглядеть видео! «Странный танец» – это вполне обычная «змейка», что в ней странного? И почему столько всего до полу – и полуголые («оголенные по пояс»), и «полу-хорал-полу-плач»… а ещё раньше запомнилось «полу-того света-полу-этого»… увы, Полу МакКартни места не нашлось… Зато эпизод борьбы, можно сказать, в партере – запоминающаяся деталь («мужчины на сцене… падают ниц, опираются на ближнего и тут же толкают его»); жаль, на видео этого не было, люблю вольную борьбу!

«В этот миг экзистенциальная дыра затягивается…» (курсы художественной штопки, не иначе). «Матрена ведет свое трагическое повествование, не забывая при этом приветить гостей, и появляются белые кирпичики хлебов, которые она споро преломляет руками» (понятно: коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт, а уж кирпичики голыми руками ломает только так, запросто). «Никто на сцене в эти минуты даже и не подумал осенить себя крестом, однако незримая вертикаль ощутимо вырастает» (вертикаль власти, креста на неё нет?) «Умение Серебренникова сопрягать классический текст с сегодняшней реальностью в этом спектакле поднимается на новую художественную высоту» (как же, помню: «Из спектакля в спектакль Кирилл Серебренников обязательно ведет старую историю в злободневность, но раз от разу прямых геометрических линий в этом занятии становится всё меньше, а сложных театральных траекторий – всё больше»; оказывается, эти траектории нацелены вверх, как зенитные жерла). «Сами наши ментальные понятия о том, что есть хорошо, препарируются с хирургической точностью…»(препарируют, честно говоря, не хирурги, а другие специалисты…)

Волшебство – ещё не всё, show must go on: «В финале же возникает убойный номер, который как бы «закольцовывает» спектакль… именно сцена с Матреной выводит спектакль на коду…» «Убойный номер» закольцовывает спектакль и становится кодой? Всё может быть, но что это за номер? Вот: ««Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная…» – на финальной точке спектакля эти, крупными, бесстрастными буквами выведенные на экране хрестоматийные строки вдруг начинают восприниматься и реквиемом, и гимном одновременно». Наверное, «на финальной точке» звучат те же строки, что и на стартовой линии, иначе не закольцевалось бы. Но «закольцевание» в то же время становится неким обобщением («кода»). Как говорится, что написано «бесстрастными буквами» – не вырубишь топором. Зато «отпрепарировать» топором очень даже можно, покойнику всё по барабану. Какому покойнику, если русская классика, как нас уверяли, «живёт и дышит»? Ну, как же, реквием – это, вроде бы, заупокойное, нет? И прославление усопшего (гимн) ничего, сколько помню, тут не меняет, разве что торжественности добавляется.

Честно скажу, в связи с торжественностью и стилистическими наворотами мне по ходу чтения постоянно вспоминалась А.Заозерская на дне шкафа («Бывает, что любовь накрывает тебя как цунами, и думаешь – как бы спастись, и такие страсти тоже бушуют в этой постановке, бывает, что от любви хочется спрятаться в шкаф или залечь на дно»), см. у нас на Антикритике. Но знающие люди успокоили: нет, это два разных критика, даже в АТК состоит (пока) только одна из них, Н.Каминская; она же и мастер-классы по режиссуре проводит с благословения московских властей (сайт госзакупок, заказчик – ГБУК г.Москвы «Московский театр на Таганке», закупки от 29.09.2015, № 2770901054815000024 и от 02.11.2015, № 2770901054815000048). Интересно, Каминская как мастер режиссуры при проведении классов столь же красноречива? Тогда сомневаться не приходится: слушателям повезло, о режиссуре они теперь знают всё.

Сложнее с театральной критикой. Тут, пожалуй, отмечу любопытный момент: что ни говори, а наша новаторская критика до сих пор не смогла нивелировать разницу между полами, и не в смысле «полу-того света полу-этого», а в самом традиционно-отстойном, где «мальчики направо, девочки налево». Что пишут о спектаклях тусовочных любимцев критики, маркированные страстной буквой «М»? Они академично пересказывают сюжет (вплоть до дотошного перечисления сцен под их порядковыми номерами). А критики «Ж» эмоциональны, им трудно обойтись без пафосных эпитетов и прочих восторгов… в таких случаях требовать сдержанности было бы жестоко, кто же на Руси метит в садисты?

Смущает другое: в газетах и журналах, как известно, существуют ограничения по части печатных знаков, и если хочется что-то сказать по делу, места для перечислений и восклицаний уже не хватает. А если хватает – стало быть, по существу написать нечего. Справедливости ради, иногда это зависит от объекта рецензии, иногда – от её автора, а бывает, «слагаемые» вполне соответствуют друг дружке. 

Впрочем, ПТЖ – издание специализированное, и никаких ограничений там, наверное, нет. И вообще, ценность партийной печати несомненна. Жаль только, «Период любовного томления у благородного испанца несколько затянулся». А ведь так хочется в неслыханную простоту

Не поймут, в ереси обвинят. 


Да, есть такой риторический приём – возвышение за счёт унижения, и театральная критика, пишущая о спектаклях Кирилла Серебренникова, постоянно его применяет. Вот смелый мастер берётся за хрестоматийную поэмку Некрасова, которой терзают школьников – и получается великий и могучий спектакль.

Давайте всё-таки не поддаваться истерике. Несомненной ценностью, даже – драгоценностью, является остроумнейшая поэма Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», которая восхищала читателей задолго до включения её в школьную программу. Спектакль же «Гоголь-Центра» имеет ценность сомнительную; во всяком случае, вдохновляет критических тётенек исключительно на мегатонны ахинеи, вроде «кода классической русской литературы».

Прилетели инопланетяне, вручили бородатым аборигенам коды, те и пошли строчить тома собрания сочинений. 

Да не закодирована она, русская классика, не зашифрована – вы б её почитали, что ли…

ТМ