Антикритика

емного предыстории.

Из «Открытого письма Ассоциации театральных критиков руководству журнала «Вопросы театра. Proscaenium»» от 02.02.2016 года: «В журнале «Вопросы театра. Proscaenium», №3-4 за 2015 год был опубликован блок материалов под общим названием «Вокруг «Золотой Маски»… Некоторые из этих материалов содержат некорректные, непроверенные сведения, слухи и предположения о созданной в конце 2015 года Ассоциации театральных критиков.

Наибольшее недоумение вызывает статья Веры Максимовой «Скандал?.. Скандал!», где даны резкие, необъективные и беспочвенные оценки ряда членов Ассоциации» (http://theater.musiccritics.ru/index.php?section=161). Фамилии «ряда членов» указаны в скобках; перечислять «великолепную семёрку», пожалуй, незачем, на сегодня достаточно одной фигурантки — Т. Тихоновец. Вот, что пишет про неё Максимова: «Тихоновец, которая обсуждает спектакли на уровне учительницы младших классов? В журнале «Вопросы театра» мы переписывали её втроём, но так и не поняли, что же такое нынешний Хабаровский ТЮЗ». Две фразы, более ничего.

«Резкость» — категория, понятно, оценочная; попробуем разобраться хотя бы с необъективностью и беспочвенностью. Сначала, впрочем, сделаю две оговорки. Спектаклей, о которых пишет Тихоновец, я не видел и готов допустить, что они великолепны, но качество рецензии, как нетрудно догадаться, никак не связано с качеством спектакля. И второе допущение: если даже Тихоновец превосходно разбирается в театральных нюансах, для профессионального критика этого недостаточно, он должен ещё и связно излагать свои «постулаты» — критик, не умеющий писать, напоминает брынзу зелёного цвета, каковой, как мы помним, не бывает (к эпитетам «великолепно» и «превосходно» мы вернёмся, будьте уверены).

Что ж, возьмём, к примеру, статью Т. Тихоновец «Всё страньше и страньше» (http://ptj.spb.ru/blog/vse-stranshe-istranshe/). 

«В спектакле… сразу же встречаются две Алисы – маленькая, уверенная в себе девочка (Злата Волегова) и юная девушка (Елена Кайзер). Обе точны в каждом своём движении, хореографически изящно выстроены рисунки ролей. Драматургия спектакля строится вокруг них, точнее ими… Они кажутся совершенно одинаковыми (как не может быть в жизни), только разного роста». 

Простите, но речь только что шла о «рисунках [множественное число] ролей»; каким образом две Алисы могут быть «совершенно одинаковыми», если роли прорисованы по-разному? К тому же вскоре выясняется, что двумя Алисами дело не ограничивается: 

«Алис становится все больше. Одинаковы их движения, их фигуры, их распущенные волосы…» 

Но драматургия спектакля строится лишь вокруг двух Алис, а остальные – для антуража? Вот и пойми после этого, что представляет собой спектакль Красноярского (на сей раз – не Хабаровского) ТЮЗа… 

Или: 

«из сценического мрака возникнут то чёрно-белые торжественные фигуры, то части бегущего Кролика, и Алиса устремится за ним, а Белый Кролик (Александр Дьяконов) вдруг начнет двоиться. И даже троиться…» 

Вы что-нибудь поняли? «Алиса устремится за ним» (т. е. за «частями бегущего Кролика»), а он (или его части?) «начнут двоиться и даже троиться»? «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно…» 

А как насчёт количества однокоренных слов в одном абзаце?

«И Алиса не устоит, кинется в этот потерянный мир детства, с помощью маленькой Алисы вспоминая, как легко и как просто все давалось. Взрослая Алиса будет летать, как все летали в детстве. Парить над сценой и над залом, рождая детский восторг у зрителей. И, нелепо раскинув ноги, падать на землю. Она попадёт в пространство, в котором могут разобраться только физики или художники и дети». 

Не перебор, нет?

Теперь ещё раз обратите внимание на ссылку: блог ПТЖ. Что ж, откроем тогда сам ПТЖ, № 1 [79] за 2015 год. Почти сразу – публикация «Критика театра, или Театр критиков». Рубрика названа немного зловеще — «Память профессии», но не волнуйтесь, все живы: несколько, скажем так, экспертов высказываются об устном обсуждении спектаклей, как об особом жанре; кстати, формулировку «особый жанр» предложила именно Т. Тихоновец, эксперт № 1. Не обошлось и без обязательной программы: участникам предложили ответить на три вопроса. Вот первый из них: «Есть ли запрещённые слова и обороты в обсуждении?» А вот и ответ Тихоновец: «Запрещённые слова и обороты у каждого свои. Я остерегаюсь использовать прилагательные, которые напоминают дамский разговор и преувеличивают достоинства: волшебный, чудный, невероятный и всё из этого ряда. Стараюсь разбирать действие и поэтому употреблять больше глаголов. Потому что прилагательное всегда размывает и требует уточнений, а глагол – отрезвляет» (http://ptj.spb.ru/archive/79/memory-of-profession-79/kritika-teatra-ili-teatr-kritikov/). 

Самое время вернуться к цитатам из рецензии той же самой Тихоновец на спектакль Красноярского ТЮЗа. Один абзац полностью, без изъятий: 

«В Красноярском ТЮЗе «Алиsа» поставлена без слов. Это пластический спектакль, в котором огромную роль играет работа хореографа Дениса Бородицкого. Он собрал воедино все разбегающиеся тропки, соединил Алису со стремительно движущимися в разные стороны героями кэрролловской фантазии. Здесь все пространство охвачено великолепно сделанным видео в исполнении Дениса Зыкова. Здесь на одном дыхании сработала очень талантливая команда — композитор Евгения Терехина, автор арт-инсталляций Василина Харламова, прекрасный художник–гример Татьяна Доряло. И, конечно, главный исполнитель — почти вся труппа театра. Все эти огромные усилия объединены художественным руководителем постановки Романом Феодори». Это рецензия или «дамский разговор»? (Отдельный вопрос: насколько отрезвляют такие глаголы как «поставлена», «играет», «собрал», «соединил», «охвачено», «сработала», «объединены»? простите, я столько не выпью, чтобы от этого протрезветь).

Письменная рецензия и устное обсуждение — разные жанры? Да, конечно, но ограничения для устной речи, согласитесь, тем более распространяются на речь письменную, сдержанную по определению. Рискнёт ли кто-нибудь утверждать, что «играть лицом» нельзя только в театре, а в кино с его крупными планами — пожалуйста, сколько угодно? (Разумеется, некоторые исполнители пережимают и в кино, но это, извините, не оправдание: неумех хватает в любой профессии, а уж по нынешним-то временам…)

Кстати, если вводить ограничения на определённые прилагательные, туда же, по логике (не надо о «дамской логике»), неплохо бы добавить того же пошиба причастия, а также некоторые наречия; к одному такому случаю мы как раз подобрались вплотную: «А профессор математики, бесконечно сочинявший забавные истории для дочерей ректора Лидделла, тоже не предполагал, что именно эта сказка, в которой он собрал «побольше глупостей» по просьбе своей любимицы Алисы, превратится в великую книгу, в которой долго будут разбираться физики и математики, философы и литературоведы. Девочки в тот чудесный яркий (а на самом деле хмурый) день все требовали продолжения, а уставший Доджсон устало повторял: «Остальное — после». «ПОСЛЕ уже настало!» — кричали девочки»». К спектаклю всё это, конечно, имеет смутное отношение, но вступление — тоже, знаете ли, часть текста. Опустим и явный стилистический ляп («уставший Доджсон устало повторял»), но не многовато ли прилагательных вкупе с наречием «бесконечно»?

К театру Тихоновец переходит постепенно: «И оно [«ПОСЛЕ»] действительно настало. Оно настало сегодня и сейчас. Этот зашифрованный текст автора, скрывшегося под псевдонимом Льюис Кэрролл (он же — печальная птица Додо), взялся открывать великий интерпретатор – театр. Множество Алис пробежало по сценам и экранам в течение последних десятилетий. Главная формула театра – сегодня и сейчас – так чудесно сочетается с этим текстом, который невозможно пересказать линейно. И в драматическое действие это сочинение тоже превратить сложно». Вопрос тот же: и «великий», и «чудесно» (заметьте, оба прилагательных – уже не по первому разу)… не «сложно» ли будет, а?

Между тем, «дамский разговор» отнюдь не закончен: 

«Маленькая Алиса откроет страницы огромной старинной книги с пожелтевшими страницами: «Alice in Wonderland» – и на подиум хлынут все причудливые персонажи, которых как будто немного испугается Алиса выросшая… Труляля и Траляля чем-то напоминают старых полунинских персонажей своей нечеловечески-смешной, пародирующей японцев речью. Юрий Суслин и Александр Князь работают грациозно, смешно и лирично, повторяя полёты и безумное чаепитие, исчезая и появляясь неожиданно и к месту, как настоящие слуги сцены. Огромные белые шары (уже вполне традиционные после Полунина), летающие над сценой как маленькие планеты, наполнены волшебными картинами каких-то иных жизней, и немало горечи испытали те, кто не смог прикоснуться к ним и направить движение этих планет». 

Не проще ли было вместо набора прилагательных и иже с ними воспроизвести текст известной песни из «Обыкновенного чуда»? Помните? «Нелепо, смешно, безрассудно, безумно – волшебно! / Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад – совершенно! / Приходит день, приходит час, / Приходит миг, приходит срок – / И рвется связь; / Кипит гранит, пылает лед, / И легкий пух сбивает с ног – / Что за напасть? / И зацветает трын-трава…» и т. д. В конце концов, можно вставить в музыкальные паузы данные из программки: хореограф, композитор, художник–гримёр, авторы видео и инсталляций, исполнители («почти вся труппа театра») и, разумеется, художественный руководитель – что ещё нужно рецензенту для полного счастья? Дело, можно сказать, в шляпе, а Шляпник, если на то пошло… «Безумный Шляпник в резком, эксцентричном исполнении Виктора Буянова, с чаепитием, выстроенным в бешеном темпе, показался совершенно инфернальным». Ещё бы — это чаепитие с сердцем (кроличьим). 

«Инсталляции Василины Харламовой, которые перед спектаклем зрители рассматривали довольно спокойно, в антракте вызвали страшное волнение. Платьица и туфельки Алисы, бесконечный узкий стол, плавно переходящий в стену и заполненный белоснежными чайными парами, на донышках которых можно было разглядеть живущих там самостоятельной жизнью героев, а на фарфоровых ручках чашек — мирно бредущих коров. Или в отдельном павильончике бьющееся на экране сердце Белого Кролика». 

Уточню на всякий случай: речь, скорее всего, не о «чайных парах», а о «чайных парах»; впрочем, дамы в подобных нюансах разберутся без подсказки; скорее, их смутит, что на ручках белоснежных чашек нарисованы коровы — белым по белому или белым по снежному, не суть важно. Однако, говорят, бывает и так, что чашки — отдельно, а ручки — отдельно. Или, как в нашем случае, разбор — отдельно, рецензия — отдельно. И вообще, прилагательное — то, что хорошо прилажено, не более того.

Тихоновец права: к дамскому разговору всяческие прилагательные обязательно прикладываются, а в ПТЖ другие разговоры вряд ли возможны. В том же номере, где эксперты говорят об устном обсуждении спектаклей, опубликована рецензия О. Кушляевой на всё ту же красноярскую «Алиsу» (невероятно похожая на статью Тихоновец, чуть ли не до мельчайших подробностей – http://ptj.spb.ru/archive/79/process-79/zakem-bezhite-zasoboj-bezhite-79/). Мало того, там же – очередной «дамский разговор» о другом спектакле красноярского ТЮЗа, «Горькие слезы Петры фон Кант»; тут работают и прилагательные с заменителями («Скажу сразу, что все актрисы играют невероятно подробно, не пропуская ни миллиметра текста»), и прямые гендерные подсказки: « «Черный кабинет» представляет собой комнату-ателье с мольбертами, с мужскими манекенами, бесстрастно, как евнухи, взирающими на «драмы страстей» »; «Эти так называемые «сильные женщины» (по определению этологов – альфа-самки), как будто не нуждающиеся в мужчинах, всю жизнь проводят в борьбе за первенство… Это современные амазонки, пентесилеи нового времени»; «Эти «дружеские» отношения показаны так достоверно и иронично, что женская половина зала сидит, затаив дыхание, считывая каждый знак» (http://ptj.spb.ru/archive/79/process-79/raba-lyubvi-79/). Простите, забыл назвать автора «дамского разговора» про «Горькие слёзы», но вы, наверное, и без меня догадались: Татьяна Тихоновец.

Естественный вопрос: почему «дамские разговоры» (формулировка Тихоновец) не может вести «учительница младших классов» (формулировка Максимовой)? Что в этом зазорного? Отчего негодуют отдельные ассоциативные критики и вся АТК в целом? Чем хотите жечь — глаголом, который «отрезвляет», или прилагательным, которое «размывает и требует уточнений»? И вообще, о чём шумите вы, народные витии? Какой разговор?

Что? Дамский? Тогда понятно. 

Больше вопросов нет.

P. S. Небольшое, но актуальное дополнение. Обнародован состав Экспертного совета «Золотой Маски» (сезон 2016-2017). Один из экспертов в номинации «Драматический театр и театр кукол» — «ТИХОНОВЕЦ Татьяна Николаевна —Театральный критик, театровед, автор газеты «Экран и сцена» и «Петербургского театрального журнала», заслуженный работник культуры РФ, Пермь». Что характерно, 11 из 12 экспертов — дамы. Видимо, предполагается, что в таком составе «дамский разговор» неизбежен…