Антикритика

Снова на арене Анна Степанова!

Впечатления Анны Степановой, опубликованное на фейсбуке, о спектакле «Изгнание» Театра им. Вл. Маяковского:

«Вышла из театра, там до того четыре часа то хохотала в голос, то сглатывала слёзы. Но уже как следует, поплакала по дороге к метро, вот доехала до дома, а волнение не унимается, комом стоит в горле. «Изгнание» — это совершенно потрясающий по свободному мастерству, расслаивающийся на множество тем и смыслов по всей обозримости вертикали спектакль, в сущности — спровоцированный акт коллективного самопознания зрителей через героя. Он, конечно, о литовцах и об эмиграции. Хотя это один лишь страт в сюжете. Да, там ещё о разностях гендерных, религиозных, национальных, личностных, эстетических, этических, социальных. Всё так. Но накрыло меня другое. Пока Христос ведёт битву с монголом в душе героя, чей путь весьма напоминает грешное житие святого до обретения святости, за его спиной открывается какая-то хтоническая пропасть, где тяжело клубятся сгустки добра и зла, лениво и бессмысленно поливающие своими протуберанцами суетную земную человеческую жизнь. Возникает какая-то другая, непривычная картина мира, где божественное начало, несомненно, есть, но сдвинуто из центра композиции, и всё утратило знакомые очертания. Фантастическая сценография Бархина, тут просто слова кончаются. Каждый раз, когда начинала двигаться синяя горизонталь воды, у меня холодели руки. Актёры хороши все, но Вячеславу Ковалёву, героя которого попеременно хочется то обнять, то стукнуть, этот спектакль, надо полагать, сделал судьбу. Вернулся Миндаугас Карбаускис времён «Рассказа о семи повешенных», «Счастливой Москвы», «Будденброков». Только в «Изгнании» он стал мощным, мудрым, абсолютно свободным, а ещё и весёлым — вопреки всему и несмотря ни на что.

Вот именно, виват…

Итак, г-жа Степанова была в театре, где хохотала и плакала.

Она уверена, что её эмоции самый верный критерий оценки.

Вот почему уточнила: а) сначала плакала в театре, б) затем заливалась слезами в метро.

Нет, нет… сначала всплакнула по дороге к метро, а после уже в самом метро, зато на полную катушку. Правда, в метро всё-таки капельку успокоилась, но опять не до конца. Казалось, дома слёзы иссякнут, ан нет — там, где стены должны помогать, наша плакса обнаружила, что в горле ком комой, а критерий оценки — волнение и прочие слёзы — никак и не унимаются. 

Как быть?

А не выплеснуть ли эмоции на страничку фейсбука? Но тут критика Степанову, вероятно, отвлекла кухня, и она осознала, что сковородка будет надёжней. Льём масла, как Аннушка на вертушку. Выкладываем слоёный пирог — вот он идеальный ранжир для рецензии — в центре «вертикаль», по сути, «коллективный непроизвольно спровоцированный акт самопознания», а вокруг побольше разных намёков на всякие гадости, типа коллективного бегства литовцев на чужбину в постылую эмиграцию. Пробуем на вкус… эмоций по шею, а вот мыслей пока не хватает, так что прибавим-ка жару, чтобы грешное житие двурушника святоши хорошенько потомилось в собственном соку в ожидании святости… но что за шутки? Теперь слов не хватает. А без них голо. Это вам не монгольская степь. Вот так номер. В центре не поднялось, а опустилось… вместо пирога, какая-то сплошная «хтоническая пропасть», где «сгустки добра и зла», лениво и бессмысленно поливают, пардон, своими жёлтыми протуберанцами суетную земную человеческую жизнь, словно это какая-то подгоревшая каша.

Короче, всё утратило знакомые  очертания.

Остались одни незнакомые.

Слёзы сохнут.

Уши вянут.

Холодеют руки.

Во как накрыло…

Тут просто слова кончаются.

И понесло помело в вертикаль, к звёздам, к Господу нашему на метле! Не беда, что обозримость — горизонталь. Аннушка может сама уже была в горизонтали, но потянуло ввысь… Хорошо, что не решила попробовать полетать с балкона. Всё-таки не какая-то Маргарита, да и чудодейственной мази Азазелло ассоциация театральных критиков не выдаёт.

Тут в горизонтали Аннушке пригрезился акт… коллективного…
 … через героя… надо бы перекрестить лоб, скинуть супостата.. 
А тут как на грех  какая-то Литва с неба упала на Аннушку и накрыло её бедную по самое не горюй: и явился театроведке Христос, Господи прости, который, по просьбе Анны повёл битву с монголом в душе героя.
«Разверзошося вси источницы бездны…»

Да ещё пирог пригорел.

Испугалась Аннушка, и со страху-то в «хтонической пропасти» «сгустки добра» увидела, что открылись за спиной героя. Он-то, бедный не видит, зато Аннушка бдит. «Сгустки-то добра» и тут же «сгустки зла»! Амбивалентно, подумала Аннушка и стала отдирать пригоревший пирог от вертушки. А это не пирог уже, а чёрт знает что! Какая-то головешка!

Хотела пригубить стакан воды, да обмишурилась.

Глотнула какого-то «Fairy».

Тут   прибежала спасать её внучка и взволнованно спросила: чем отличается какая-то страта от какого-то страта? Бабушка с важной академичностью ответила: «Милая, а разве ты не знаешь, что гендерный подход уравнял в правах женский, мужской и средний род. Т. е. можно сказать и страта, и страт и страто? Всё будет путём».

Не унималась внучка: «А какое будет это какой-то?»

Газы от «Fairy» ударили в нос. Пошатнулась картина мира. Всё сдвинулось. Даже пирог пришлось выбросить. А тут вдруг «синяя горизонталь» так Аннушку пробрала до самых костей, что внучка испугалась: «Бабушка, а почему у тебя такие холодные руки?»
«Да вот не знаю», — ответила бабушка: «Обнять тебя или стукнуть?»

P. S.

На счастье мимо шли  дровосеки и услыхали тот крик.