Начну с мемуаров.

Дело было в советское, точнее — в брежневское время. Я училась в ГИТИСе, мой муж жил тогда в провинции, и, как все провинциалы, наезжал в Первопрестольную с частотой,  зависящей от денежного достатка.

В ЦДЛ однажды он познакомился с известным и замечательным поэтом. Дамой. Как водится, выпивали в буфете, и она со смехом рассказала, как получила квартиру в Доме писателей. Мой муж ужаснулся: «Как можно жить в доме, где только одни писатели?». И она ответила: «Я сразу оттуда сбежала». «А зачем другим-то жить в одном доме со всеми писателями?», — не унимался провинциал. «Они думают, что так будет легче» — резюмировала поэт.

Вот и ассоциация критиков – ассоц? — созданная, на самом деле, совсем не «снизу», не критиками, а «сверху», бывшим генеральным, а ныне исполнительным директором «Золотой маски» М.Е. Ревякиной в интересах ею же сформированной корпорации,  думает, что стаей в одном доме им будет жить легче. Возможно, так и произойдет, ведь до образования ассоц жить-то для себя получалось. А вот насколько лучше это будет для театра — большой вопрос.

Тут придется взять паузу.

Процесс сервилизма, превративший критику в обслуживающий персонал, начался уже давно. Прежнее свободное существование большинства критических единиц закончилось ещё в 80-е годы. Тенденции клановости усилились с наступлением рынка. Сегодня рынок окончательно сформировал свои правила. Поле критической деятельности сузилось, а зависимость от хозяев изданий, от навязываемого формата не оставляла практически никаких прав журналисту, поскольку заказчиком стал выступать сам владелец mass media.  Помню, как однажды по Москве пролетела молнией сплетня, о том, что новый хозяин одного раскрученного свободолюбивого СМИ, на первой же летучке длиной в пять минут заявил собравшимся журналистам: «Х…ю всякую пишите, а денег не приносите». Свободолюбивые журналисты молча выслушали сие изречение толстосума и тихо разошлись по норкам, не протестуя.

Время, когда критик через независимое мнение мог сделать себе имя в печати, стало стремительно исчезать. Даже те немногие счастливцы, которые удержались на полосах культуры газет, были вынуждены лавировать между настроениями хозяев и своими собственными убеждениями. Причем формат издания сам диктовал свою логику. Хочешь выжить – схватывай на лету. Этот процесс усиливался ещё и тем, что издатели всё меньше и меньше средств  вкладывали в журналиста: сокращался командировочный фонд, зарплата, гонорары. Ноль как-нибудь стерпит. Последнее потянуло за собой и другие процессы, например, когда театры и фестивали стали сами оплачивать работу нанятого критика. Это был новый удар по независимости. Я помню, как одна директорша фестиваля мне по-хозяйски сказала, что — де ей мало публикации в газете «Дом Актёра» и добавила: «Понаехали, едите, живёте тут». На что я была вынуждена сказать, что не потерплю такой тональности и завтра же улечу, а также готова вернуть все средства, затраченные на моё пребывание.  Приглашение критика стало расходной частью фуршета!

Тот факт, что  те или иные спектакли, больше того, вся программа фестиваля могли и не вызвать ответного критического восторга, вообще не приходили в голову хозяйке.  Тебя брали на кошт, как гастарбайтера. Одним словом, аргумент чумазого капитала: «Я плачу!» — добивал пишущую братию, которая, действительно, денег-то не приносила, а  с точки зрения глазастого кошелька приносила сплошные убытки. Этот самый кошелёк-кошелёк всё больше и больше стал управлять самыми разными процессами.

Тут бы нашему СТД РФ, или Союзу журналистов, или иным общественным организациям  собрать бы сообщество в авральном порядке, подумать, а как же нам в этих условиях новой цензуры работать, но, увы, не нашлось лидера, который бы смог объединить наш разрозненный цех. Практически все творческие союзы стали завуалированной формой собеса для самих себя. Так вдруг пришло время вымирать. Критика начала выживать. Число пишущих лиц сократилось едва ли не до полусотни, а  активных критиков вообще наперечёт.

Какие же  возможности ещё оставались?

А вот какие.… Например, чтобы поддержать статус — сговариваться в оценках и выступать организованной силой. Что это давало? Контроль над театральной ситуацией. Попробовали – получилось. Дальше — больше: аппетиты выросли, и часть сообщества, сбившись в стаю, взяла на себя смелость управлять этой самой ситуацией, продвигать одних и задвигать других. В экономике это называется – передел рынка. А в арбитражных судах – корпоративный сговор. И вот итоги. Стали исчезать открытые дискуссии, в которых бы присутствовали разные точки зрения. Ситуация дошла до критической отметки. Несмотря на то, что в Москве и Петербурге есть немало театральных изданий, фактически нет ни одного, в котором бы представители разных групп сели бы за один круглый ли, квадратный ли стол.  

К тому же специализированные издания по целому ряду причин де факто сместились в маргинальное поле. Как ни старайся, тираж больше, чем 1500 экземпляров, ты не распространишь. Тут бы опять перечисленным выше организациям заняться этой проблемой, собрать издателей и выработать программу поддержки печатного слова, которая заключается не только в финансировании, но и в продвижении, в распространении  et cetera, et cetera… Однако ни одной встречи критического цеха по актуальным проблемам театрального бытия за почти пятнадцать лет правления А.А. Калягина так и не случилось.

Цех как коллегия профессиональных арбитров продолжал вымирать.

Пристанищем для многих также стала работа в театре в качестве консультантов, помощников, советников. С одной стороны, вспомним, мало ли критиков работало при режиссерах: П. Марков при МХТ, Б. Алперс при Мейерхольде, А. Смелянский при Ефремове и Табакове, Б. Любимов при Малом театре… Однако что-то неуловимо изменилось в атмосфере театрального единства. Исчез, не побоюсь этого слова, идеализм. Исчезло бесстрашие творческой дружбы.  Всё вытеснил дух расчёта.

Я помню, как Наталья Анатольевна Крымова пригласила меня для разговора. Речь шла о том, что она вот-вот возглавит журнал «Театр». Она собирала команду и уже вела предварительные переговоры. Однако СТД РФ при М. Ульянове предпочли назначить на пост редактора В. Семеновского. Сейчас я не сужу и не ряжу, правильно ли было это.  Я о другом. Пережив потерю А.В. Эфроса, Н.А. Крымова тогда испытывала чувство горечи, хотя никогда об этом не говорила, помнила боль и гон травли в Театре на Таганке, которой не вынес режиссёр. Косвенно она чуть коснулась той темы и в том разговоре, который случился у неё дома. Но как. «Нас во многом можно упрекнуть, — сказала она — только не в цинизме»… А отсутствие этого самого цинизма и есть идеализм.

Была ли групповщина тогда? Была.

Была ли зависимость от тех или иных групп в театре? Была.

Но был и гамбургский счет, много определявший. Был культ критериев. Первое, что являлось самым важным, самым решающим — твои способности. Сейчас разница между теми, кто умеет писать, мыслить о театре и теми, кому этого вообще  не дано,  стёрта. Дар — помеха для выгоды. Система требует не мнений, а слаженности. Качество заменяется количеством, дискуссия охаиванием,  особо расцветшим в эпоху СС (социальных сетей).

По закону инерции всё это приводит к тому, что критика, в идеале призванная, в частности, давать независимую  экспертизу театральным явлениям в  формате короткой рецензии в газетах, не справляется с этой функцией. Как не верили, пусть по другим причинам, печати в развитом СССР, так и не верят сейчас при неразвитом капитализме. Функция стала фикцией. Имитация оценки практически сложилась в разных сферах искусства: на книжном рынке, на рынке изобразительного искусства и et cetera, et cetera…. Экспертами выступают в большей мере не критики, а сами режиссеры, актеры, писатели, драматурги, наконец, просто друзья. В итоге парадокс. Так многие практики театра признаются, что суждения рядовых зрителей в социальных сетях порой оказываются интересней, глубже и точней, чем оценки профессионально пишущих о театре.

Печать эпохи государственного и олигархического капитализма опустила статус журналиста ниже плинтуса. Олигарху нужен сообщник, а не знаток. Чтобы выжить, самые равные среди равных также стали кураторами фестивалей, оставаясь при этом критиками по должности. Однажды мне довелось беседовать с польским коллегой, известным театральным критиком, который стал куратором фестиваля в одном из городов Польши. Так вот, он признался, что почти перестал писать в своей газете рецензии, потому что кураторство этически не позволяет ему оценивать явления театра. Ведь даже независимое суждение превращается в продвижение, рекламу своих проектов, пусть невольно. Я не готова бросить камень в тех, кто курирует фестивали. Более того, полагаю, что кураторство дает возможность критику утверждать (согласно финансовым возможностям фестиваля) именно тот тип театра, который, по его мнению, продвигает сценическое искусство. А кто, как не критик, смотрит больше других, имеет в голове панораму театральной жизни.

И всё же…

Возникает неуловимая (или очень даже уловимая) грань между  интересами театрального сообщества и личными интересами. У кого что перевесит? Поскольку гамбургский счёт исчез, поскольку нет иерархии ценностей, нам оставалось уповать на личную этику. Однако, когда нет общественного контроля, того самого гамбургского счета самой среды, то ничего не мешает тихой узурпации авторитета профессии во имя собственных благ.

Примеров не счесть.

Остановлюсь лишь на одном, наиболее заметном, чтобы показать действие такого механизма. Речь о критике Р. Должанском. Шаг за шагом наш критик  шел  к достигнутой цели — управлять процессом. Под контролем у него оказались и печатные площадки в газете «Коммерсантъ», и фестиваль NET, из которого последовательно ушли все те, кто когда-то придумывал этот форум. Казалось бы, двух заметных площадок контроля достаточно. Но  список этим не заканчивается. На сегодняшний день критик является помощником худрука Театра наций Евгения Миронова, входит в арт-дирекцию фестиваля «Территория», а также в премию «Прорыв». А если учесть, что Театр наций проводит ещё и фестиваль «Театры малых городов», то и здесь участие  критика весьма активно, как и во всех других проектах Театра наций — фестивалях, лабораториях, читках и т.д. и т.п.

На языке экономики эта ситуация определяется как  монополия, не допускать которую призван целый ряд государственных институций.

Эта организованная успешность и контроль над театром «авангардного» направления дали критику, безусловно, власть над тем, что принципиально  вне контроля — речь об искусстве. Однако реализовалась и весьма существенная подмена. Критик стал тотально предсказуем в своих оценках. Появились свои — и не свои.  Да и в свои попали не все, кто свои. Наконец, ты уже сам себе стал не свой. Перед лицом возникла проблема: как же ему, журналисту «Коммерсанта» объективно оценивать на полосах владельца издания господина Алишера Усманова свои же проекты, спектакли своего Театра наций? Это моральное неудобство критик разрешил весьма и весьма просто. Он нашел газетного двойника.

Этим двойником стал театральный критик А. Шендерова.

Механизм самооценки виден невооружённым глазом.

Дело дошло до смешного!

Когда необходимо давать рецензии на Театр наций, или оценивать спектакли фестиваля «Территория», или выносить суждение о фестивале NET, слово берет двойник. Таких преференций поддержки самого себя в авторитетном издании, не имеет ни один театр, ни один фестиваль.

Обратимся  к статистике:

Список публикаций А. Шендеровой о спектаклях Театра наций в газете «Коммерсантъ»:

25 ноября 2008 г. Рецензия на спектакль «Рассказы Шукшина»

31 марта 2010 г. Рецензия на спектакль «Метод Гренхольма»

17 января 2011 г. Рецензия на спектакль «Киллер Джо»

21 января 2011 г. Рецензия на спектакль «Circo Ambulante» (спектакль снят из репертуара)

03 февраля 2011 г. Рецензия на «Калигулу»

23 декабря 2011 года Рецензия на спектакль «Фрекен Жюли»

08 ноября 2012 г. Рецензия на спектакль «Триумф любви» (спектакль снят с репертуара)

13 февраля 2014 г. Рецензия на спектакль «Бросить легко» (спектакль снят из репертуара)

13 марта 2014 г. Рецензия на спектакль «Жанна»

16 мая 2014 г. Рецензия на спектакль «Гаргантюа и Пантагрюэль»

13 октября 2014 г. Рецензия на проект «Неприкасаемые»

03 февраля 2015 г. Рецензия на спектакль «Русский романс»

24 июня 2015 г. Рецензия на спектакль «Сказки Пушкина»

24 декабря 2015 г. Рецензия на спектакль «Идиот»

ИТОГО: из 27 спектаклей репертуара Театра наций 14 спектаклей получили рецензии на страницах газеты «Коммерсантъ» — и удивительно, все  положительные!

На языке политики это явление зовется агентом влияния.

Добавим к этому списку оваций ещё и положительные рецензии на «Укрощение строптивой», «Камень», «Стеклянный зверинец», опубликованные, например, в журнале «Ваш досуг» — и получится, что Театр наций имеет очень хорошего, первоклассного, завидного агента влияния.

Похвалы обычно печатают под грифом: «на правах рекламы».

К ним нет претензий — уплачено.

Другое дело, когда идет речь о скрытой рекламе, о той, что в  просторечье  зовется «джинса»…

Ради интереса заглянула на сайт «Коммерсантъ» в раздел расценок рекламы. Зовут всех желающих. Только плати. Формат критической статьи можно оценить, например, по занимаемой площади, и если рассматривать объём текста на правах рекламы, то его можно оценить примерно в 600-700 тысяч рублей. Если бы за рекламу данного продукта брали положенные деньги, то обозреватель «Коммерсанта» и его двойник не сэкономили бы бюджету своего театра 6-7 миллионов. Солидный дисконт, солидная привилегия.

Мне могут возразить, что данный критик искренне является ценителем и поклонником этого театра, что ж, готова поверить любой бескорыстной любви, но процитирую И.Н Соловьеву, которая в свое время так аттестовала другого критика: «Если критик ошибается один раз, два или даже три, то это возможно. Но если критик каждый раз высказывается «мимо», то он не критик».

Есть очень простое доказательство того, насколько точна и верна позиция критика. Безответственная похвальба также вредна театру, как и бездоказательная злоба. В свое время судей из СССР (по фигурному катанию)  международные арбитры исключили из судейства международных соревнований из-за систематического завышения оценок спортсменам. Заметим, не понижения, а повышения! Есть один неоспоримый аргумент в нашем цехе: если спектакль не продержался и двух сезонов, снят с репертуара, наконец, если игрался крайне редко, то это — бесспорная неудача театра.

Слава Богу, пишут ещё о театре люди независимые, которых можно сосчитать на пальцах одной руки. Читая их отзывы, ты понимаешь, что всё не так безоблачно, как бы хотелось сценическому дуэту двойников. И «Гамлет» Лепажа, и «Фрекен Жюли», и «Circo Ambulante», и «Калигула», и даже «Сказки Пушкина» Уилсона, не говоря о таких постановках, как «Гаргантюа и Пантагрюэль» или «Идиот», вызвали справедливо разную реакцию публики и  критики.

Такая ангажированность, наконец, скучна, потому что, по сути, равнодушна к таланту, например, Евгения Миронова, который незаметно для себя стал заложником международной антрепризы его имени и пленником спектаклей,  идущих на сцене Театра наций  без его участия, и которые вряд ли могут быть близки его пониманию природы театра. Организованные единодушные положительные мнения на страницах «Коммерсанта», вся эта тривиальная джинса,  лишь мешают развитию, как самого театра, так и  редкого дарования актёра.

Прав Гоголь — скучно жить на этом свете, господа!