Беру на себя смелость утверждать: «мы выключили солнце» — не просто реплика из спектакля  «Принцесса и Людоед», созданного режиссером Полиной Кардымон в «Первом театре» г.Новосибирска по пьесе Генриха Сапгира и Игоря Холина.  Вы изумитесь  — это  метафора происходящего на подмостках, самой идеи сценической сказки,  адресованной детям. Предпримем смелую попытку это доказать. Почему смелую? Да потому что «Принцессу и Людоед» проверили на наличие ЛГБТ- пропаганды. Экспертизу инициировало местное Минкультуры, — пишет журнал «Театр» —  пригласивший на показ постановки 17 ноября около десяти специалистов в сфере культуры. Крамолы не нашли. Один из экспертов, актер В. Лемешонок, сделал вывод, что это «спектакль о детстве. Оно является героем и духом спектакля».

 Но мнение экспертов разительно не сходится с оценкой зрителей. Неслучайно, что именно из-за этой  постановки в Новосибирске разгорелся нешуточный скандал. Многие родители жаловались в различные инстанции на «Принцессу и Людоеда» из-за пропагандируемых в спектакле  ЛГБТ- воззрений.

В образе Принцессы предстает усатая маскулинная особь, выплывающая как лебедь на пуантах в белой пачке.  Причем режиссер Полина Кардымон категорически отказалась поменять исполнителя этой роли, утверждая, что концепция спектакля не подразумевает актрисы. По её словам, в постановке «речь идет о двух лучших друзьях, поэтах Игоре Холине и Генрихе Сапгире, которые играют и придумывают различных персонажей».

        Чем же так дорог замысел этой постановки для её автора?

  Попробуем разобраться, вникнув в сюжет и замысел затейливой истории.

      Итак, отправной точкой для создания экстравагантной сценической фантазии взято некогда популярное, а ныне подзабытое стихотворение известного детского автора Г.Сапгира «Принцесса и Людоед», по которому в 1977 г.  был снят одноименный мультфильм. Создатели спектакля использовали забавный прием перевертышей смыслов (в духе фольклорной детской забавы «ехала деревня мимо мужика).  А далее оригинальное стихотворение Сапгира режиссер и ее подельник Егор Зайцев раскрутили на полтора часа. 

      Необходимо как-то изложить увиденное. Перед красным бархатным занавесом появляются двое мужчин. Толстый и Тонкий (этакие Пат и Паташон).  Один из них — у которого глаза завязаны — упирается, не желая никуда идти. Его толкает тот, кто пониже и покрепче.  Как оказалось, одного из них зовут Сапгир, другого — Холин.

Сапгир хочет в честь годовщины их дружбы с Холиным сделать подарок: вручить огромный торт. Но своенравный друг, не понимая, что ему подсовывают, принять презент отказывается.  Что, в общем, объяснимо: как отнестись ему к родству таких звучащих в комментариях понятий, как ребенок и торт
(причем в нарочито исковерканном звучании)?  «Я вручаю тебе этоГО замечательнОГО торт. А давай съедим его, облизывая с пальцев тортА». Ответ категоричен: «Я не ем сладкого, а еще детей».  На предложение отведать угощение с ложечки согласие все-таки дано. Знаком чуда стало появление из занавесной прорези ножа и вилки огромнейших размеров, которые безжалостно вонзились в торт-ребенка.

   На фоне занавеса вдруг возникает большущая ракушка. Правда, понять, что именно появилось, можно лишь из дальнейшей перепалки двух странных мужчин, связанных дружбой. Впрочем, здесь много неожиданностей. Все построено на перевертышах, сомнительного вкуса каламбурах, осклизлых шутках. К примеру, вот «Краткая инструкция от Фрау Ракушки:

«Потерялись в лесу? Дышите.

Попали в тарелку к людоеду? Дышите.

Оказались под водой? Дышите.

Только у вас не получится. Ха-ха».

Далее предлагается дышать вместе, глубже-глубже… как море… И тут издается звук, которым дышит..  как бы сказать пристойнее, …задница.

За то, что мужская парочка угадала, что же имеет в виду Фрау Ракушка, он пообещал выдать пропуск в Диснейленд зубных аттракционов, где человек попал к «зубодробительному врачу»: «Он пойман, он связан, не может рта раскрыть». Судя по всему, врач садист, наслаждающийся своим полновластием над жертвой.

Стоит оговорить, что у этой странных свойств Фрау есть некая кнопка, на которую, если нажмешь, то… Что именно? Дофантазируйте сами.

          Не будем отвлекаться! Вперед, вперед, в погоне за сюжетом! После сценок с ребенком-тортом и появлением в другом пространстве, умильно названного в одной из рецензий путешествием из «предзанавесья» в мир «занавесья», зашла речь о необходимости спасать Принцессу по имени… Людмила. Вот тут и возникает чудесное усатое виденье на пуантах. Сколь оно прекрасно? Авторам неважно!

Их захватывает возможность позубоскалить. Предполагается, что столь нелепые персонажи призваны стать героями: «Ждут от нас поступка, подвига. Мы спасем принцессу от Людоеда-монстра». Здесь ключевым видится слово поступок, для детского восприятия еще не вполне осмысленно-значимое. После рассуждений о геройстве, тут же, едва ли не встык, скабрезная рифма: «Должны спасти принцессу от процесса». Их захватывает возможность позубоскалить. Как вам такая характеристика монстра по имени Людмила: «пассивно-активный, активно-агрессивный Людоед»? Согласитесь, каламбур понятен только взрослым

В остротах такого рода — разъедающая пошлость. Вместо таинственного, полного чудес и прекрасных превращений, сказочного мира — ревю шутников в духе Comedy club. Подобно конферансье они упражняются в остротах сомнительного свойства.  Порой на грани фола.  

        Увольте, оборву свой пересказ. Путаюсь в последовательности изложения. Доверюсь рецензентам, воспевшим непонятности и вывихи истории «Принцессы и Людоеда».

Описывать перемещения людоеда из пространства перед задником в пространство за ним, пожалуй, не станем, это не поддается логике, хотя при желании все можно объяснить. Немного жаль, что, увлекшись языковыми играми, режиссер и драматург не захотели рассказать историю про принцессу и людоеда — как-то руки у них до этого не дошли. Зато ноги дошли до того, что на сцене появились гигантские ноги, женские и мужские, причем ясно, что это ноги родителей, мамы и папы, от которых персонажи спектакля прячутся под столом.

     Концепцию запутанного, насыщенного несуразицами сюжета «Принцессы и Людоеда», предложила продюсер и театральный критик Оксана Ефременко: «два героя — Сапгир и Холин — путешествуют в фантазийном мире и встречаются со своими различными воплощениями». Ну, предположим, встретились сами с собою. Для чего? А смогут ли о столь значимом двойничестве  догадаться дети? Не всякому взрослому это по силам.

Так почему же режиссеру столь важна идея дробления, размежевание целого, на которую всё ж обращают внимание рецензенты? В одной из публикаций без всяких разъяснений указывается: «Фигурки людоеда и принцессы имеют пару двойников, причем людоед выглядит худым, недокормленным и нервным (на нем шапочка из фольги), а принцесса наглой, упитанной и живучей».

Сама же режиссер в издании «Газета.Ru» настойчиво оговаривала, что в спектакле нет ни одной женщины.  Две главные роли исполняют мужчины и их клоны. Почему понадобились ей клоны?

    А может, не столь уж и безобидны вычурные фантазии режиссерки Полины Кардымон? Для обнаружения логики создателей спектаклей надо знать, кем были Сапгир и Холин, их непростое прошлое. Фамилия Сапгир еще, быть может, и знакома тем, кто в далеком советском детстве, лет этак пятьдесят назад, читал его детские книжки. И уж вряд ли широкий круг зрителей знаком с биографией и творчеством его друга. Заметим, оба автора, создавая детские произведения, писали и для взрослых, тяготели к диссидентству. Но если для режиссера важен этот дуэт, так, значит, он предполагает в путешествии столь странной пары и некий социальный сверхсюжет? К примеру, два друга-поэта сочиняют свой мир, оказываются в закулисье и отправляются спасать Красоту-Правду (Принцессу) от монстра Власти (Людоеда), но по мере продвижения к цели засомневались в ее праведности, ибо и принцесса оказалась гадкой, а Людоед не столь ужасен. Напомним, что оба друга-литератора ушли из жизни на излётё 90-х, когда многих противников советского строя настигло разочарование в случившихся переменах, за которые они ратовали в эпоху застоя. Такого рода концепция (весьма умозрительная) возникает из-за стремления хоть как-то связать концы с концами после настойчивого желания режиссера оставить своих героев такими, какими она их задумала изначально. Сразу оговорим: трактовка умозрительная. Но позволяет составить некое представление о предложенной зрителям (детям и взрослым) — теме.

       Рождается дерзкая догадка: вряд ли сказка адресована детям (к примеру, как сказка о «Федоте- Стрельце» Леонида Филатова), скорее всего, она сочинена для передачи абсурда, мути  действительности, когда  все смешалось в нашей стране и режиссер, недовольная происходящим, сводит счеты с незадавшейся, по ее представлению,  жизнью — обличает, иронизирует, заискивает. То есть Полина Кардымон, не считаясь ни с малолетней публикой, ни с ныне ушедшими из жизни авторами (которых она выводит в комически-пародийной форме на сцену как персонажей своего действа), во что бы то ни стало стремится заявить о своих воззрениях на нынешнюю реальность, где прекрасное способно обернуться ужасным, а тирания и людоедство по сути своей вовсе не омерзительны. Игра в якобы перевертыши оказывается не столь безобидной, как в детском фольклоре.

       От этих избыточных смыслов отвлекают остроты, шутки, каламбуры, пусть и сомнительного свойства. И пусть защитники спектакля усматривают в них забавную словесную игру, преемственность традиций абсурдизма. Вот цитата из самого начала пьесы: «Уважаемые дети и их взрослые! Сейчас вы прослушаете, а если не будете закрывать глаза, то просмотрите, и я очень надеюсь, что не прошляпите — это что шляпа?! Все шляпы нужно сдать в гардероб! Да-да. Идите и сдайте. И возвращайтесь. Чтобы уже к этому не возвращаться. Так вот — не прошляпьте, пожалуйста! Что? Что-что! Пир. Пир-Сапгир! Детский хор. Ор. Хор-ор. Хоррррор. И притом детский. Всем спасибо за поВнимание».

  У детей внимание угасает. Им просто-напросто неинтересно. Заслуживает цитирования, как образчик алогизма, которым, очевидно, проникнулся автор после знакомства с «Принцессой и Людоедом».

          А взрослых после увиденного отрицание двусмысленных намеков не убеждает. Что за дружба, где в сказке для детей один мужчина говорит другому: «Возвращайся, милый Холин, буду я лелеять, холить…». Не многовато ли странностей? Причем стремление «холить и лелеять» не исключает колкости в адрес напарника: «вот кость, сойдёт за трость! Она тебе очень пойдёт!». Не правда ли, дружеское предложение — использовать кость как трость — острота недобрая.

    В шутейной, порой и непристойной форме — едва ль не философия распада. Оцените адресованную детям сентенцию: «каждое мгновение — это пожирание». О смерти, боли в этом спектакле часто говорится — и мимоходом, и с угрозой, и усмешкой. Отнюдь не в контексте скоморошно-игровой стихии. Что это?  Идея привычки к смерти? Здесь мнимо все: и дружба, и подвиги, и смыслы..

А может, такова задача?  Согласно программе уже заявленной программе: лишение нравственных опор, этических представлений, духовных координат и базовых ценностей? Отсюда расщепление героев, разрушение представлений о целостности мира? В том видится одна из тенденций театра эпохи трансгуманизма, где личность человека дробится, множится и… как таковая исчезает.  Все зыбко, перемешано, нет ни женщин, ни мужчин, ни героев, ни злодеев, нет границ между Добром и Злом…

Напомним, как начинается это якобы сказочное представление.  Крепыш округлых форм, названный потом «толстым трудоголиком» по имени Сапгир — выталкивает на подмостки другого —  высокого худышку с завязанными черною повязкою глазами. Вот она, метафора: «Куда меня ведёшь? Темнота одна…».  В ответ — «У тебя же глаза завязаны». То есть, мы бредем, не зная пути, с завязанными глазами?

        Надобно ли понимать, что Холин здесь не хочет видеть правды, открывшейся Сапгиру? И детям предстоит вместе с убравшим с глаз повязку Холиным совершить путь к весьма сомнительной Правде? Заметим, неприятнейшей… Ибо Принцесса окажется ужасной, Людоед едва ли ни жертвой — все наоборот, с ног на голову.. И мол, такова жизнь, детки..

     И оказался неслучайно странным пол в зигзагах, дающий ощущенье зыби…

         Нет, это не «Черный квадрат» Малевича, заявивший о новой эре  с нарастающей угрозой прихода всепоглощающей ТЬМЫ. 

      Спектакль вместо света и радости дает картину распадающего мира. Вместо радости жизни — мрак, цинизм и пошлость. Так случается, когда в детский театр приходят люди, гордо заявляющие: «Мы выключили солнце».  И потому отправленные ими в мир детства «Принцессу и Людоеда» необходимо срочно отлучить от публики. Спектакль как можно скорее необходимо исключить из репертуара.         На своей страничке ВКонтакте режиссер спектакля Полина Кардымон (Лапаева) в разделе «о себе» делится сентенцией: «Мир принадлежит художникам и преступникам». Уж не претензия ли это, обретя единство в двух ипостасях, управлять миром или, по крайней мере, миром детских душ»?