«Свой провокативный, всё и вся выворачивающий наизнанку спектакль…»

Теперь у нас есть трафарет для написания рецензии на любую постановку Константина Богомолова! Создала его Нина Агишева. Кандидат филологических наук, театральный обозреватель. Статья Агишевой «Князь тьмы на сцене «Ленкома» вдохновлена спектаклем Богомолова «Князь» (опыт прочтения «Идиота» Достоевского)».  Ознакомьтесь с этим прекрасным образцом для рецензии на любое детище Богомолова как из уже существующих, так и ещё не явленных широкой публике, и согласитесь: грех таким не воспользоваться.   

Опыт прочтения текста Нины Агишевой

«Князь тьмы на сцене «Ленкома»

Свой провокативный, всё и вся выворачивающий наизнанку спектакль “Скотобаза” (опыт прочтения сказки “Три поросёнка”) Константин Богомолов начинает с обманчиво нежного, тихого и доверительного завывания на луну. В придуманном Ларисой Ломакиной почти пустом (несколько пеньков и ёлочка) лесу из дупла появляется серое животное в юбочке — это сам режиссёр, уже показавший себя и в «Гаргантюа», и в «Машине Мюллера» превосходным актёром. Его размеренные “ау-у-у-у”, настраивают на миролюбивый лад по отношению к театральному хулигану и ниспровергателю устоев. Но не тут-то было! На сцену из-под ёлочки выкатываются совершенно круглые поросята в костюмах свиноперсонажей компьютерной игры “Энгри бёрдс”. Всё! Про хрестоматийную сказку можно забыть.

Фантасмагория, морок, придуманные режиссёром, затягивают зрителя — конечно, того, кому интересно и кто согласен на такой эксперимент, — как в воронку (или дупло). Традиции (вместе со штампами) разлетаются в щепки, как от мощного волчьего “а-а-пфу!” Остаются пронзительные монологи поросят, обращённые прямо в зал: режиссёр отрицает не то, что заигрывание — контакт с аудиторией (он в этом спектакле даже заменил поклоны прыжками!), он сажает поросят на колючие пеньки и заставляет произносить длиннейшие куски текста из книги о вкусной и здоровой пище. Даже в диалогах актёры друг на друга не смотрят — всё равно невозможно ни до кого достучаться. Поросята исповедуются в космос, в пространство. Нервно отстукивают морзянку дрожащими копытцами. Почти мастурбируют.

Волк в результате получился идиот и эпилептик, но настолько живой и интересный, что манит и очаровывает. Финал сказки трагичен: из серого варят бульон. Так часто выходит: когда мечтаешь о чём-то слишком уж вкусном, немудрено самому угодить в котёл. В сущности, вся история нашей страны — это гиньоль на тему того, как прекрасные устремления к карбонату оборачиваются чёрствым хлебцем с ржавой водичкой.

Но дальше режиссёр начинает переосмыслять (глумиться, как покажется кому-то) совсем уж сакральное — это Винни-Пух и Пятачок. Да-да, те самые. Винни-Пух насилует и съедает своего розового друга, а затем вешается на хвостике ослика.   

В спектакле поросята — это безжалостные, травмированные и незрелые существа со сложной судьбой. Ниф-ниф оказывается немолодой пышной фрау. Нуф-нуф- застенчивым педофилом-велосипедистом. Наф-наф — мечтательным каннибал-губернатором. Все безнадёжно инфантильны, и, прежде всего, Волк, не инфернальный “зубами-щёлк”, наводящий ужас на обитателей леса, а шепелявая, навсегда испуганная и недалёкая несчастная девочка, которую чуть не съедает Красная Шапочка.

И потому всех особенно жалко. Как всегда у Богомолова, классические сюжетные линии пронизывает масскульт — и голос Валентины Толкуновой вовсе не случайно призывает посмотреть, из чего сделаны наши “хрюши” и “степашки”. Режиссёр — с жестокостью ребёнка, отрывающего голову у куклы — разламывает стереотипы и хочет докопаться до того, что же там спрятано внутри. Отсюда фарсовая сцена смерти Козы и семерых козлят из другой сказки и придуманные монологи доктора Айболита, виртуозно сыгранные артистом ВВ. Скотобаза — это вообще, по-моему, самая сильная сцена. Вот вроде стёб, абсурд, а потом крик: «А! О! Уы!» — и рыжая Патрикеевна, она же сотрудник детской комнаты милиции, в беспамятстве жонглирует светящимися колбасами под “Либертанго” Пьяццоллы, а в углу сцены из трубы идёт дым. Oh, Yeah!

Или внезапные титры: «Но вот, поглядите, какая-то птица, всё ближе и ближе по воздуху мчится..” Чистая правда, в чём совсем недавно убедилась вся страна, как и то, что старик Айболит со своим орлом отдыхает по сравнению с ястребами Су-27 в небе Сирии… Но это так, поверхностная ассоциация. Режиссёра интересуют куда более глубокие и сущностные вещи. Что дальше? «Я был когда-то странной игрушкой безымянной»?

Именно. Артист АА  — Чебурашка, кажется, уже почти достиг той степени отстранённости от всего сущего, которой от него добивался режиссер. Вроде простой парень из овощного – он долго, нестерпимо долго смотрит в зал, пока крокодил Гена выводит свое «Пусть бегут неуклюже», и одновременно — самый сложный, загадочный персонаж из всех: сплошные уши ведь, и когда изнемогает от влечения к Шапокляк, приме кафешантана, и когда произносит в финале монолог приговорённого к казни. Вообще бесстрашие артистов труппы, очертя голову бросающихся в новые условия существования на сцене, восхищает. Им ведь предложено не просто забыть всё, что было, но играть в театре, который отрицает и даже разрушает пресловутый “дом дружбы”, который они так долго и с успехом строили. И видно, что им страшно, но отчаянно весело.

Шапокляк говорила, что «хорошими делами прославиться нельзя». Мы свято верили в умножение добра, а сегодня говорим о крахе гуманизма во вселенском масштабе. Что остается? Переосмысление, смех, сарказм, таблетки. Создание новой — действительно новой — театральной реальности, которую критикам ещё разгадывать и разгадывать, описывать и описывать!